...И вот сижу я перед высокой комиссией, состоящей из режиссеров множества театров, — на эдакой «ярмарке талантов». «Что вы выбрали?» — спрашивает меня председатель комиссии. Я уже готова была ответить, что иду в мюзик-холл, как вдруг до меня доносится голос Сергея Смеяна, главного режиссера театра имени Ивана Франко: «Я беру эту девочку!» Судьба моя была решена.
      Мне очень повезло: в тот год, когда я поступила в труппу, в театр пришли талантливые актеры и режиссеры — Сергей Данченко, Владимир Оглоблин, Валерий Ивченко, Богдан Ступка, Виталий Розстальной. Они открыли новую эру в театре. Кроме того, там еще работали потрясающие, легендарные актрисы старого поколения — Наталья Ужвий, Нонна Копержинская, Полина Куманченко, Ольга Кусенко. Мне посчастливилось работать с ними. Это великие актрисы — мы, молодые, учились у них, как нужно одеваться, двигаться, разговаривать, вести себя на сцене и в быту. Полина Владимировна, несмотря на нашу разницу в возрасте, подружилась со мной. Помню, как она ласково советовала мне: «В театре не всегда нужно соглашаться с тем, что предлагают!» Другими словами, нужно уметь себя подавать красиво во всех отношениях.
      Новые режиссеры поставили такие пьесы, на которые валом повалила публика. Я дебютировала в спектакле Оглоблина «Дикий ангел». Это был очень удачный дебют, о нем заговорила критика. А кто-то из актеров сказал режиссеру: «Эта девка (а я играла именно «заводскую девку») далеко пойдет!» Удачный дебют способствовал тому, что меня принял прославленный коллектив. Хотя, скажу откровенно, эта «семья» принимает далеко не каждого...
      — А как сложились ваши отношения с кинематографом?
      — С кино было сложнее. Получилось так, что я год проработала в театре, а потом вышла замуж и одного за другим родила двоих сыновей. У меня была такая загрузка в театре, что времени на съемки не оставалось, свободные минуты, которые у меня выдавались, я посвящала детям. До сих пор у меня в макулатуре лежит куча сценариев на советскую тематику, с высосанными из пальца проблемами... А я себя никогда не насиловала и, если роль мне не нравилась, могла легко от нее отказаться. Не хотелось превращаться в марионетку! Ведь иногда кино способно сделать из хорошего актера послушную куклу. Недавно мне предложили сценарий многосерийного фильма на модную нынче бытовую тему. Снимает замечательный известный режиссер, которого я уважаю, но, прочитав, я не поняла, что же нужно играть — обычную одинокую современную женщину, которая ищет мужчину? Это не интересно. Когда-то я снялась вместе с Анатолием Хостикоевым у Ольги Володиной в фильме «Дом» с сюрреалистическим, почти мистическим сюжетом, снятым в манере Тарковского. Вот за него мне не стыдно. Фильм о том, как дом, словно живое существо, постепенно подминает под себя двух влюбленных, изживает их из себя... Этот фильм Ольга возила в Америку, в Италию, и он получил очень хорошие отзывы. Но позже Володиной уже не давали снимать то, что она хотела... У меня было много кинопроб, хоть само слово «пробы» для меня звучит унизительно: я считаю, что режиссер, который хочет снимать фильм, должен ходить по театрам, знать актеров и сразу выбирать того, кто ему нужен. Есть еще один отталкивающий момент, из-за которого я отказываюсь от ролей: когда на первом же собеседовании некоторые режиссеры начинают «пускать слюни», делать комплименты и приглашать на репетицию домой — это уже не творчество, а оскорбление! Я никогда не смешивала работу и любовные отношения и не смогла бы работать в картине или на сцене с близким человеком. И наконец, мне создали определенное амплуа — эдакой ведьмы-искусительницы, женщины-вамп. Наверное, поэтому часто предлагали сниматься в постельных сценах. Это тоже меня категорически не устраивает: не хочу позориться ради нескольких минут на экране, которые потом будут прокручиваться сотни раз!
      — Недавно вы снялись в фильме «Чингисхан»...
      — Да. Это была очень интересная роль персидской царицы-пленницы Акерке, которая не покорилась умирающему от неизлечимой болезни «повелителю мира». Меня пригласил режиссер Савельев, и на стенах его кабинета я увидела множество своих фотографий: он уже принял решение и таким образом привыкал к моему лицу. Двухсерийный фильм-эпопея должен был быть дорогим, костюмным. Собирались его снимать в Казахстане. Потом вдруг условия изменились, и в результате съемки проходили на киностудии имени Довженко, в павильоне... Из моей объемной, глубокой роли остались жалкие кусочки. Фильм отсняли, но получилось совсем не то, что планировалось.
      Я хотела бы сняться у Романа Балаяна, которого очень уважаю. Но он такой человек, который серьезно подходит к работе, долго вынашивает идею и очень тщательно отбирает актеров. Поэтому приходится ждать...
      — Вас много рисовали выдающиеся художники. Быть моделью для вас — работа или хобби?
      — В юности, когда я жила в общежитии художников, актеров и музыкантов, меня просили позировать многие молодые студенты Академии искусств, впоследствии ставшие знаменитыми. Это еще одно мое амплуа, которое осталось за мной и по сей день. Первым серьезным художником, которому я позировала, был Виктор Иванович Зарецкий, великий мастер и потрясающий человек. Я познакомилась с ним за два года до его смерти. Он видел меня в образе ночи: белое лицо, черные волосы и звезды на пальцах и в волосах... Зарецкий написал огромную картину «Мастер и Маргарита», где я — Маргарита. А потом последовал целый ряд полотен: «Полина с перстнем», «Полина на фоне сирени»... После знакомства с этим человеком стены моего дома стали заполняться картинами.
      Теперь у меня более полусотни портретов!
      — Вам достаются мистические роли, а много ли мистического происходило в вашей жизни?
      — Очень много! Я побывала в состоянии клинической смерти и теперь могу подтвердить: коридор со светом в конце существует. Я его видела. А дело было так. После рождения второго сына у меня началось заражение крови, или, как это называют в народе, родовая горячка. Исход этой болезни, как правило, летальный — женщина медленно угасает. Вот так угасала и я. Никаких болевых ощущений не было, но все время держалась высокая температура. Меня привезли в больницу в критическом состоянии, сразу же положили на операционный стол. Я отключилась, и перед моими глазами возник длинный черный туннель. Я стремительно летела по нему, а со всех сторон на меня бросались красно-черные чудовища, пугали, царапали... Через некоторое время (очевидно, когда операция уже заканчивалась) красные тени начали светлеть и в конце концов прилипли к стенкам туннеля, дали мне вылететь. Открыв глаза, я поняла, что буду жить... С тех пор не боюсь думать о смерти, не гоню от себя мысли о ней, стараюсь полюбить ее и смириться с тем, что рано или поздно придется уйти. Я вообще человек, верящий в приметы, в сны, ведь они иногда сбываются.
      Однажды мне снился такой сон: я летаю по своей комнате и смахиваю пыль с картин, легко парю под самым потолком, где у нас была лепнина. В этой комнате и действительно можно было летать: старинный дом, высота стен — четыре с половиной метра... После этого сна случилось такое происшествие. Сыновья лежали на моей широкой кровати и смотрели телевизор, возле них примостился наш кот. Я сидела рядом в кресле. Вдруг кот резко подпрыгнул, соскочил с кровати и нервно заходил по комнате, поглядывая на потолок. Мы заметили, что лепнина слегка отошла и словно «задышала» — образовалась небольшая щель. Я не придала этому значения, и все же отослала детей спать. Уходя, они мне сказали: «Мама, ты отодвинь кровать от этой лепки, вдруг она упадет!» Как только сыновья ушли, меня затрясло, начался озноб. Вместо того чтобы прилечь, я решила пойти на кухню и выпить аспирин. А через три минуты услышала ужасный грохот: на то место, где стояла моя кровать, обрушился потолок! Огромные глыбы прорвали матрас, разгромили углы кровати, разбили пол. Вся спальня была в белой дымке. На фоне сильного стресса у меня началось нервное заболевание, перед глазами постоянно стояла картина: дети лежат на кровати, и на них падает потолок. Сразу могло бы быть четыре трупа: я, дети и... кот. Нас спасли какие-то три минуты!
      Вообще, многие мои роли — инфернальные, и это как-то отражается на жизни: я играю булгаковскую Маргариту, шекспировскую Гонерилью, разных ведьм, женщин, умеющих приворожить мужчину, забрать у человека душу. Кстати, с ролью Маргариты у меня связан один неприятный эпизод. Мне, конечно же, говорили, что это произведение Булгакова — мистическое, небезопасное. Но «волка бояться — в лес не ходить»: я играю эту роль вот уже шестнадцать лет.
      Однажды во время сцены бала у Сатаны, когда Маргарита мечется среди оживших трупов, я совершенно неожиданно запутываюсь в своем длинном черном плаще и падаю, поднимаюсь и падаю вновь... Зрители ничего не понимают. А я вдруг вижу, что палец на моей ноге стоит вертикально и из него течет кровь. Я незаметно вправила его, поднялась и продолжила играть. Позже оказалось, что у меня сложнейший перелом.
      А однажды я репетировала еще один инфернальный образ — Гонерилью в «Короле Лире». За несколько минут до начала генеральной репетиции зашла за кулисы и решила повторить монолог.
      Темнота стояла кромешная, и вдруг я разворачиваюсь и... получаю металлическую пощечину! Выскакиваю из-за кулис, щека моя краснеет, потом синеет и начинает распухать. Очевидно, я просто наткнулась на декорацию, но это для меня послужило знаком, что роль Гонерильи — опасная. И все-таки мне пришлось ее играть множество раз, испытывая ужасный дискомфорт, ведь эта женщина — настоящее чудовище. После «Короля Лира» я всегда чувствовала какое-то опустошение...
      В «Брате Чичикове» я играю ведьму, да и сельская красавица Приська из «Украинского водевиля» тоже немножко ведьма: она идет — и мужчины штабелями складываются у ее ног. Эти роли тоже сопровождались на репетициях мелкими увечьями, порезами, ранениями, и за все меня выдвигали на престижную театральную премию «Пектораль». Права была баба Таня насчет «кровопускания»! «Пектораль» я получила за роль Ворона в спектакле «Сны по Кобзарю» и за Ведьму в «Чичикове...». Ворон — это, как писала критика, «исчадие ада с ангельским лицом». Словом, все мои героини — женщины опасных страстей. Поэтому и в кино мне обычно предлагают ведьминские роли. Многие говорят: «Если ты так часто играешь ведьм, может, ты и в жизни — ведьма?»
      — А в реальной жизни как складываются ваши отношения с мужчинами?
      — В жизни я обычная женщина. И считаю, что отношения с мужчинами, если они серьезны, должны быть построены на любви. Вообще, без любви нельзя начинать ни одного дела, она должна присутствовать во всем.
      Я прожила в браке двадцать два года, у меня два взрослых прекрасных сына: Саше — 21 год, Егору — 19... Но версия о том, что многих людей любовь посещает в жизни не единожды, жизнью и подтверждается. Она, как писал Булгаков, убийцей выскакивает из переулка и поражает сразу двоих. Так случилось и со мной... Обманывать я не могла и не хотела: жить во лжи — аморально. И я совершила поступок... Конкретизировать ситуацию мне бы не хотелось. Я не люблю никого впускать в свой внутренний мир.
      — Ваши дети тоже стали актерами?
      — Нет. Оба
они — «технари», отлично разбираются в математике, в компьютерах. Конечно же, сыновья прошли период очарования театром, ходили на мои спектакли. Но я не желала бы мальчикам актерской судьбы. Годами ждать ролей — унизительно для актеров. Женщине проще — она может выйти замуж и быть ЗА мужем. Я в этом отношении — счастливая женщина. Никогда ничего не выпрашивала. Оба моих мужа развивали и всячески поддерживали во мне чувство собственного достоинства. Я всегда могла позволить себе отказаться от плохой роли, не сниматься в дешевых рекламных роликах. Бог меня наградил такими мужчинами, которые не позволили мне опуститься до уровня обычного зарабатывания денег.